Парадная женская одежда XVI—XVII вв. Московское государство

[gertrud]

Наталья Коростова

(историческая часть основана на произведениях С. Багрова "Восьмая жена", С.Нечаева "Иван Грозный. Жены и наложницы «Синей Бороды», Н. Иванова «Супружеские измены», Е.Арсеньевой "Гарем Ивана Грозного", Г. Рявкина «Последний архиепископ»).


 У меня сегодня маленький праздник - экватор, выпускаю в мир пятую куклу из серии. Впереди - образы четырех самых значимых женщин в жизни Грозного-мущины: канонические (законные, с точки зрения православия, жены) царицы: Анастасия, Мария Темрюковна, Анна Колтовская и одна из самых больших зазноб государя, а по факту предпоследняя женища - Василиса Мелентьева.
Наша сегодняшняя героиня - Наталья Коростова. Иследователи жизни Грозного про эту женщину или вообще не упоминают или повторяют, каждый на свой лад, одну и ту же историю: "....Иван Грозный не оставлял мысли о новом браке и продолжал подыскивать себе невесту. Выбор пал на Наталью Коростову, племянницу новгородского архиепископа Леонида. Вдруг царь встретил неожиданное препятствие: Леонид приехал в Москву и осмелился пойти против желания Грозного, заявил во всеуслышание, что скорее сам убьет свою племянницу, чем отдаст ее нечестивцу на поругание. Находившийся при царе Василий Шуйский заметил: "В твоём лице, государь, этот святоша оскорбил не только тебя, но и нас, а вместе с нами и всех достославных мужей Московии". Архиепископ позволил себе смелые слова, направленные против воли царя. Более того, произнес эти слова открыто, на приеме, и их слышали слишком многие. Все ждали, что Иван Грозный впадет в ярость, но, к всеобщему изумлению, царь сохранил спокойствие и даже обласкал Леонида с которым поддерживал тесную дружбу с времен опричнины.
А на следующий день, на дворцовой площади состоялась "оригинальная потеха". С заднего крыльца дворца опричники вынесли какой-то тюк, зашитый в медвежью шкуру, и бросили посреди площади. Затем царские псари привели около десятка огромных злых охотничьих собак и натравили их на воняющий медвежатиной тюк. Естественно, псы в несколько мгновений разорвали шкуру, а потом и зашитого в нее человека. Зрелище было жутким. Иоанн угрюмо молчал. Свита - перешёптывалась. Человек, разорванный на куски, возносился душой на небо. Это был архиепископ Леонид. Как оказалось, после приема его пригласили в стольную палату, а там связали и зашили в звериную шкуру (этот вид казни назывался «обшить медведно»). Произошло это ужасное убийство 20 октября 1575 года.
Наталью Коростову поселили в царском дворце. С ней Грозный не венчался, а просто взял к себе в постель. Соответственно, не получила она и звания царицы. В этом смысле дядя невольно оказал племяннице плохую услугу. Даже мёртвому не могла простить Наталья такого заступничества, страшно хотелось ей стать царицей.
Вскоре Коростова повторила печальную судьбу предшественниц: спустя несколько месяцев надоела царю, а потом бесследно исчезла. То ли утопили ее, то ли задушили, то ли еще что. Короче говоря, судьба девушки так и осталась неизвестной. Возможно, что ее скелет когда-нибудь найдут в подземельях Московского Кремля, ведь именно там Иван Грозный любил хоронить людей, которых по какой-то причине было неудобно казнить публично". Вот и весь сказ...
 Для меня долгое время оставался открытым вопрос включать этот персонаж в серию или нет. С одной стороны, царицей, даже формально, она так и не стала ..., с другой - наложницы были неотъемлемой частью жизни Грозного "Я растлил тысячу дев!"- любил говаривать царь. Во дворце Александровской слободы постоянно обитало несколько десятков наложниц. Этот гарем, отличался от восточного лишь тем, что находившиеся в нем женщины имели более широкие «свободы»: доступ к ним был открыт не только параноику-царю, но и всем его приближенным. А сам Иван Васильевич уже был так пресыщен ласками своих любимиц, что ему было не до того. Он хотел чего-то другого, неизведанного, такого, чтобы, зацепило. И все же имя Натальи попало в историю, значит чем то она выделялась!
Второй вопрос над которым пришлось поломать голову - как сама женщина относилась к ситуации в которую попала: мученицки несла свой крест или жила в свое удовольствие. В сериале "Грозное время" хорошо показана жизнь двух наложниц - Елены Морозовой и Марии Воронцовой. Первая - не смирившись, покончила жизнь самоубийством, вторая - понимая всю шаткость положения, жила надеждой на благополучный исход своей судьбы.
Сначала я склонялась к образу мученицы (скромный, классический костюм неярких цветов, лента-повязка на голове, обязательно связанные за спиной рукава верхнего платья)....Но после "копания" в биографии реального исторического лица, пострадавшего, согласно легенде, защищая честь родственницы, закрались сомнения, что не все так просто.....
 Леонид, а речь именно о нем, стал последним новгородским архиепископом (в 1589 году было учреждено Московское патриаршество, и четыре кафедры — Новгородская, Ростовская, Казанская и Крутицкая — получили статус митрополий). 15 ноября 1567-го начал "карьеру" с сана архимандрита Юрьева монастыря в Новгороде. В 1569 году был переведен в московский Чудов монастырь, своеобразную кузницу архиепископских кадров. После того, как архиепископ Пимен был взят Иваном Грозным под стражу и отправлен в Москву для совершения над ним церковного суда с последующим лишением сана, 4 декабря 1571-го, Леонида возведели в сан архиепископа. (Он принадлежал к тому кругу духовенства, который поддерживал тесную дружбу сначала с опричниной, а потом с двором и пользовался доверием Грозного). Леонид был облагодетельствован царской милостью. Грозный специально прибыл в Новгород, чтобы принять участие в торжествах по случаю вступления владыки в должность; по ходатайству архиепископа, возвратил в Софийский собор ризницу, книги, иконы, образы Спасителя и святых Петра и Павла, которые были увезены в Москву во времена разгрома.  
14 марта 1572 года для избрания нового митрополита съехались в Москву три архиепископа: Леонид Новгородский, Корнилий Ростовский и Антоний Полоцкий, семь епископов: Макарий Вологодский, Варлаам Суздальский, Сильвестр Смоленский, Сергий Рязанский, Савва Тверской, Давид Коломенский и Герман Сарский, множество архимандритов и игуменов. Но прежде, нежели собравшиеся приступили к своему главному делу, царь Иоанн Васильевич пригласил их к себе, бил пред ними челом и просил у них прощения и разрешения по случаю своего четвертого брака. Архиепископы порядком потоптались на государевом достоинстве, пока решали, давать или не давать разрешения на четвертый брак. Первенствовал на Соборе Леонид - известный угодник мирской власти. Он заранее знал, что даст, конечно же, даст государю требуемое разрешение (неохота же, в самом деле, чтобы тебя постигла участь строптивца Филиппа Колычева или предшественника Пимена!), однако не смог отказать себе в удовольствии соблюсти все правила игры.
Сперва в Новгороде о Леониде создавалось впечатление как о человеке глубоко набожном. Так 14 июля 1572 года владыка распорядился открыть мощи праведной девы Гликерии, умершей 50 лет назад, ее почитали как святую, исцеляющую больных. "Когда увидели гроб верх земли, то увидели в гробу тело целое, но не все", пишет об этом Новгородская вторая летопись. В тот же день по случаю обретения мощей в Новгороде состоялся крестный ход, а мощи преподобной Гликерии поместили в церкви святых Флора и Лавра. Летописец утверждает, что тут же стали происходить чудеса: в первый же день был исцелён Агафон, сын подьячего Сувора Богдана. В честь этого в Новгородском кремле весь день звонили в колокола. А 11 августа у гроба Гликерии был исцелён некий человек от болезни глаз.
На самом деле, «чудо с Гликерией» было хорошо срежиссированным мероприятием по случаю очередного прибытия в Новгород Ивана Грозного с женой. С некоторых пор инициативы владыки Леонида стали вызывать противодействие со стороны горожан. В частности, явное недовольство спровоцировало его установление, чтобы никакой колокол в Новгороде не мог звонить раньше, чем зазвонит колокол Софийского собора. На современный взгляд, в таком порядке нет ничего экстравагантного, поскольку речь идет о звоннице кафедрального собора. Однако владыка распорядился за нарушение этого правила, если кто начнет звонить раньше, с того по заповеди брать два рубля новгородских. Вскоре Леонид издает другое неоднозначное распоряжение о том, что все священнослужители должны представить свои настольные грамоты (то есть грамоты, подтверждающие назначение человека на занимаемую должность) и заплатить с них пошлину. Это вызвало возмущение среди церковников. Архимандрит Юрьева монастыря Феоктист даже сказал владыке, если верить летописи: «Тебе деньги у меня хочется собрать, а мне тебе нечего дать. Желаешь, так ризы сдери, я о том не тужу». Стало известно (да собственно это и невозможно было скрыть), что во время посещения Новгорода на открытие мощей Гликерии царь пожаловал городу так называемые милостынные деньги. Архиепископ взял их в свою казну. Священнослужители решили обратиться с жалобой к царю. Когда Леонид об этом узнал, вызвал жалобщиков к себе и, сбросив ризы, кричал: «Собаки, воры, изменники, как и все новгородцы, кто с вами! Вы хотите меня оболгать перед великим князем! Так знайте, что не будет больше на вас мое благословение ни в сей век, ни в будущий». В итоге священники ответили бойкотом: по всем церквам не хотели служить обедни. Конфликт удалось погасить только после вмешательства царя. Однако недовольство накапливалось, причин этому было множество: Леонид явно предавался самому разнузданному пороку. На его подворье открыто обитали пятнадцать молодых и красивых женок — юродивых, кликуш, которые завывали на разные голоса, пророчествуя всякую всячину, от падения хвостатой звезды до падения государева дома. Последнее сулилось столь часто, что на это перестал обращать внимание даже царевич Иван, которому был отдан под управление Новгород. Архиепископ Леонид, вообще говоря, умел ладить с властью, ну, а молодой Иван, который и сам был немалым распутником, никогда не ханжил благочестием ни по отношению к себе, ни по отношению к другим. Иван, относившийся к монашеству и его обетам с почтительным ужасом, мог понять мужскую природу, требовавшую своего и под клобуком, и в рясе. Правда, ходили слухи, что среди юродивых баб обретается и племянница архиепископа Наталья, которая всем сердцем и телом любит дядюшку, что отроки — прислужники Леонида — возведены им в особый чин спальников! — а еще при покоях держат двух-трех беленьких, чистеньких, молоденьких козочек, с которыми иногда тешит плоть сановитый распутник, однако поскольку с имений Леонида и монастырских новгородских угодий доходы рекой текли в казну, Иван Иванович владыку не трогал. Они с Леонидом были в этом смысле два сапога пара! Если Ивану было любо наблюдать за глубоким внутренним падением человека, которого притихшие после погрома новгородцы почитали своим духовным отцом, то сам Леонид, чудилось, нарочно переполнял чашу грехов своих, дабы испытать: сколько еще будет терпеть Господь, наблюдая за ним? Испепелит ли наконец молнией, как испепелил грешников в Содоме и Гоморре? Впрочем, тот Бог, которого в результате долгих исканий (вернее, долгого торга за свою «бесценную», насквозь гнилую душу) обрел новгородский архиепископ, покровительствовал вовсе не смиренникам и скромникам. Это был покровитель бессердечных притворщиков, которые проповедовали заповеди Господни тупой черни, оставляя себе возможность поступать прямо противоположно… для вящей славы Божией, разумеется! Архиепископ тайно переплавлял в Новгороде русское серебро и тайно чеканил деньги для польских и шведских королей. Говоря короче, Леонид с потрохами продался отцам иезуитам, причем наслаждался своим ренегатством даже больше, чем наградами, которые получал из Вильно и Варшавы вполне регулярно, и лелеял мечту о тех временах, когда суровое православие русское вынуждено будет потесниться, а потом и вовсе отступить под натиском католической веры. А начнется путь ее по Руси с Новгорода…
По одной из версий сердечному согласию между царем и архиепископом пришел конец, когда Грозный объявил о полном запрещении земельных пожертвований в пользу крупных монастырей. Царь не скрывал, что его раздражают вчерашние любимцы. Монахи Симонова и Чудова монастырей, писал царь, лишь по одежде иноки, а все по-мирскому делают, то все видят. Подают худой пример братии, «гоняются» за боярами, лукаво оправдываясь тем, что без боярских даяний их обители оскудеют.
По другой версии: в 1575 году Грозный вторично отрекся от короны и посадил на трон татарского хана Симеона Бекбулатовича. Отречению Грозного предшествовала длинная цепь событий, самые драматические из которых разыгрывались за кулисами. Источники хранят по этому поводу молчание, и только синодик опальных приоткрывает краешек завесы: «Помяни, господи, князя Бориса Тулупова, князя Володимеpa, князя Аньдрея, князя Никиту Тулупова, Михайлоу Плещеева, Василия Умного, Алексея, Федора Старово, Ориноу Мансурова... Якова Мансурова». Все они служили в опричнине, а затем перешли во «двор» Грозного. За год до коронации Симеона царь отпраздновал очередную свадьбу. На ней было не много приглашенных: избранные из избранных, весело пировали все те, кто вскоре оказался в числе опальных, не подозревая, каким коротким окажется путь из-за свадебного стола на эшафот. Незадолго до свадьбы Грозный посетил Пыточный двор и задал вопрос боярским холопам, которых жгли на огне: «Кто из бояр наших нам изменяют?» И сам принялся подсказывать имена: «Василий Умной, князь Борис Тулупов, Мстиславский?..» Царь начал с самых близких своих советников, стоявших подле него тут же на Пыточном дворе. Он шутил, но от его слов у бояр леденела кровь. А 2 августа 1575 года руководители первого послеопричного правительства взошли на эшафот. Казни послужили толчком к расследованию второго новгородского «изменного» дела. Пущенная в ход машина террора не могла остановиться. Многие члены «двора» подверглись аресту. В числе их оказался личный медик Грозного Елисей Бомелей. «Лютый волхв» Элизиус оказывал царю услуги самого грязного свойства, приготовляя яды для впавших в немилость придворных, а некоторых из них, отравил собственноручно. Бомелей стал первым царским астрологом. Он знакомил царя с неблагоприятным положением звезд и предсказывал ему всевозможные беды, а затем «открывал» пути спасения. Грозный полностью доверял своему советнику. В конце концов астролог запутался в сетях интриг и решил бежать из России (одну из версий этой истории я уже упоминала в рассказе про Анну Васильчикову). Взяв на имя своего слуги подорожную, Бомелей отправился на границу, предварительно зашив в подкладку платья все свое золото. Но в Пскове подозрительного иноземца схватили и в цепях привезли в Москву. Грозный был поражен изменой любимца и велел зажарить его на огромном вертеле. Понимая, что не выпутается из беды, Бомелей заговорил и показал многое сверх того, о чем желал узнать царь, в том числе о связях с новгородским архиепископом Леонидом.
Второе новгородское дело скомпрометировало многих высокопоставленных лиц из числа бояр и князей церкви. Страх перед всеобщей изменой преследовал царя как кошмар. Он жаждал расправы над теми, кого считал неблагонадежными в своем окружении.
Участь новгородского архиепископа разделили два других высокопоставленных духовных лица. Их имена записаны в кратком синодике государевых опальных в одном списке с Леонидом: архимандрит Евфимий и архимандрит Иосиф Симоновский. Евфимий возглавлял кремлевский Чудов монастырь. В годы опричнины в Чудове монастыре сидел Левкий, знаменитый приспешник царя, навлекший на себя проклятия Курбского. Левкий передал обитель Леониду, а тот сделал своим преемником Евфимия. Местную церковь Леонид подчинил целям опричной администрации, которую в то время возглавлял Алексей Старой. (Вероятно, то, что Старой подвергся казни накануне суда над Леонидом, не простая случайность.) К этому кружку принадлежал также и архимандрит Симонова монастыря. Царь опасался возражений влиятельных церковных кругов и прибег к шантажу. В описи царского архива можно обнаружить указание на сыскное дело «про московского митрополита Антония да про крутицкого владыку Тарасия 7083 и 7084 году». Самое примечательное— это дата розыска. 7083 год истекал 31 августа, а 7084 год начинался 1 сентября 1575 года. Следовательно, царь шантажировал митрополита в то самое время, когда полным ходом шла подготовка к суду над Леонидом.
 В результате, суд обвинил архиепископа Новгородского в измене, в чеканке денег, которые он пересылал вместе с другими сокровищами королям Польши и Швеции, в мужеложстве, в том что он занимался колдовством и содержанием ведьм, мальчиков, животных и в других отвратительных преступлениях. После суда все его многочисленное добро, лошади, деньги, сокровища были взяты в царскую казну. Одиннадцать доверенных слуг были повешены на воротах его дворца в Москве, а ведьмы - позорно четвертованы и сожжены. Кстати, в поминальном синодике царя есть запись: Помяни, Господи, в Новгороде 15 жен, про которых сказывают, что они были ведуньи и волхвы. Возможно, это о леонидовых ведьмах…
Смерть Леонида породила множество легенд. Одна утверждает, что суд приговорил архиепископа к смертной казни, а царь помиловал его и заменил смертную казнь вечным заточением. Владыку посадили в погреб на хлеб и воду в Новинском монастыре, где он вскоре умер. По другой версии - Леонид был «удавлен» на площади перед Успенским собором в Кремле. По свидетельству псковского летописца, царь оборвал на владыке одежду («сон»), в «медведно ошив, собаками затравил»....
Невольно закрадывается вопрос: что же заставило такого человека как Леонид пойти на открытое противостояние с Грозным? Знал, ведь знал же, царский нрав (время опричнины было уже позади). Да и в традиции было "со-сватывать" пригожую девушку-родственницу, чтобы тем самым приблизиться в престолу (читай "корыту"). Да, репутация у царя была еще та!, и все же не верится, что Леонидом двигало только беспокойство за судьбу племянницы. Так ли чисты были его помыслы? Кем на самом деле была для Леонида Наталья? Множество вопросов без ответов…Почему все так случилось? Каким характером обладала эта девушка? Как вела себя в роли царской одалиски? и почему, после того как угас к ней царский интерес, опять же " по-традиции" не была, выдана замуж за какого-нибуть мелкого служилого, а пропала безвестно?
Ух! не такой простой выдается эта дама....
В результате долгих раздумий Наталья заняла место в серии, хотя, из-за отсутствия информации, это собирательный образ - наложницы государя. Следующий вопрос, который предстояло решить, как же могла выглядеть эта женщина. Ни на какую историчность я не претендую. Но некоторые аргументы приведу.
Извечный вопрос блондинки или брюнетки - был решен легко. С некоторых пор Иоанн с опаской поглядывал на темноволосых да темноглазых, втихомолку почитая каждую такую красавицу сущей ведьмою. Кученей ему даром не прошла, знал, что черный цвет — опасный цвет. Даже когда попадались царю случайные женщины, он брал себе беляночек, отдавал чернавых кому другому, опасаясь даже и оплошать в самый важный миг, не справиться с волной темного страха, которая грозила накатить — и обессилить его.
Покрытая голова – документ о замужестве. Никто, кроме мужа, не мог видеть волосы женщины и снять с неё головной убор. В то же время коса - считалась главным внешним достоинством девицы. Думаю, наложници царя, щеголяли и открыто демонстрировали эту девичью гордость. Хорошие, густые волосы высоко ценились, поскольку говорили о силе и здоровье. Как только девочка достигала определенного возраста, она начинала носить строго определенную прическу - косу, сплетенную обычно из трех прядей. Если девушка носила одну косу – означало, что она в «активном поиске». Если в косе у девицы появлялась лента, то статус девицы означал – «на выданье». Как только у нее появлялся жених, и уже было получено благословение на брак со стороны родителей, то вместо одной ленты появлялись две, и они были вплетены не от основания косы, а от ее середины. Это был сигнал для остальных ухажеров, что их дальнейшие усилия напрасны, поскольку девушка и ее семья уже определились с кандидатом в мужья. В торжественных случаях девушки на выданье носили волосы распущенными. К причастию в церковь, на праздник, под венец девушка шла «космачом». В таких случаях в богатых семьях приветствовалась завивка волос. Перед свадьбой подруги с плачем расплетали невесте волосы, и она прощалась с привычной прической как с символом беззаботного девичества. Если девушка обрезала косу самостоятельно, то, скорее всего, она оплакивала погибшего жениха, и обрезание волос было для нее выражением глубокой скорби и нежелания выходить замуж. Старые девы плели косу как девушки, покрывали голову платком. По вступлении в замужество девушке заплетали две косы, которые потом укладывали вокруг головы, как корону, - намек на ее новый, более высокий семейный статус. Исходя из выше перечисленного у моей Натальи волосы заплетены в две косы, но оставлены для обозрения и красования.
 Обязательный элемент праздничного убранства незамужней девушки, который вплетали в косу - косник. Делали косники из шёлка, бархата, парчи или полупарчи, украшали золотым или серебряным шитьём.

«Венец», «коруна», «почелок», «ряска» - тип праздничного девичьего убора. Главное их различие заключалось в том, что одни были сплошными, твердыми, а другие - прорезными, гибкими. Венец носила та девушка, что достигла возраста невесты или была уже просватана. В нём невеста венчалась и сидела во время свадебного пира. Самым торжественным из всех девичьих уборов была коруна - твердый венец в виде выпуклого обруча с прорезным узором.

 Наша дама одалиска, в ее прямых интересах поддерживать в своем господине огонь страсти на наивысшем градусе...., поэтому от нательной рубахи я решила отказаться и одеть Наталью в прозрачную долгорукавку - праздничную рубаху, покрой которой мало чем отличался от обычной женской сорочки, но в отличие от неё имел очень длинные рукава. Сравнительно широкие у плеча, к локтю рукава заужались, а по длине достигали подола рубахи, а иногда и длиннее (до 3,5-4 м). Существовало две манеры ношения рубахи-долгорукавки: рукава собирались в мелкие горизонтальные сборки и закреплялись на кистях узкими браслетами из ткани, или на рукаве прорезалось отверстие для кисти, сам же рукав спускался вниз. Распускать рукава было принято только по праздникам, в особо торжественных случаях. Считалось, что во время ритуальных танцев, в обрядовых действиях рукава распускались и служили орудием колдовства (чем не способ приворожить любимого). Белые долгорукавки надевались также невестой во время девичника, когда она исполняла свадебные причеты, прощаясь с девичьей жизнью, или, как говорили крестьяне, «убивалась». В этом случае долгорукавки назывались убивальницами.





Наша героиня жила в гареме, поэтому верхнего платья у нее нет, поверх рубахи - праздничный сарафан, богато украшенный вышивкой золотым узором.
 Женская обувь - известный фетиш! Поэтому в этот раз сапожки - не в тон костюму, а яркого вызывающего цвета, "мяса" додает фактура (сапожки из велюра).


 Украшения московитки любили и носили в великом множестве: на шее ожерелье, в три-четыре пальца шириною. Серьги серебряные или из другого металла, с кольцом ушным и висящей булавкой с камнем или в форме колт. Отдельными украшениями были булавки для скалывания — и браслеты. Все это хранилось в особых кованных ларцах именовавшихся кузнью.
 Представления о красоте ассоциировались прежде всего со здоровьем. Идеальный женский образ - дородная, пышная женщина, непременно нарумяненная и накрашенная. Худоба и бледность считались проявлениями болезненности, «худого поведения» — «нехороших излишеств» и даже разврата. В некоторых церковных текстах «бледная» и «блядная» (развратная) использовались как однокоренные. Так что женщины, опасаясь худой молвы, мечтали иметь яркий румянец во всю щеку («как маков цвет»), белую кожу («как бы белый снег»), «ясные очи» с поволокой (с блеском, «как у сокола»), черные брови («как собольи хвосты»).
Для знатной барыни или дворянки считалось неприличным появиться без густого слоя белил и румян, густо начерненных бровей и ресниц. Так как беление и румяненье происходят открыто, то жених обыкновенно накануне свадьбы, между другими подарками, присылал своей невесте и ящик с румянами. В уборных ларцах кроме белил, румян, сурмил и клею для подклеивания волос, особенно бровей, хранились и особые снадобья, необходимые для возвышения всяческого телесного благолепия и красоты, как то: умывания, ароматы или водки (духи), помады.



Но белила, румяна, сурьма были плохи не только тем, что превращали женские лица в грубые манекены. В их состав входили ядовитые соединения. В белила и сурьму – соли свинца, в румяна – сернистая ртуть (киноварь). Проникая в кожу, эта отрава исподволь накапливалась в организме. Свинцовые белила постепенно разъедали кожу, оставляя тёмные пятна, – значит, их приходилось замазывать ещё активнее. Брови и ресницы чернили смесью из жира, масла и ядовитой сурьмы. Брови приобретали роскошный чёрный цвет, сурьма поблескивала – но последствия такого украшательства были ужасны. Сернистая ртуть – киноварь – входила и в румяна, и в краску для волос. Ещё одно ртутное соединение – сулема – входила как непременный компонент в средство для смягчения кожи, а волосы на теле предлагалось выводить с использованием негашеной извести. При этом, разумеется, мало кто связывал частые недомогания и раннюю смерть московских красавиц с «невинными» белилами. Температура, боль в животе, не проходящая по две-три недели, тошнота и бессонница объяснялись либо несвежей пищей, либо сглазом, порчей от недобрых людей. А на самом деле это была «свинцовая колика» от накопившегося в организме металла. Помочь им уже никто не мог. Мышьяк, из опасения отравления, многие принимали маленькими дозами, чтобы приучить к нему организм. Белый мышьяк (мышьяковистый ангидрид) употребляли для общего повышения тонуса, лучшего аппетита, улучшения цвета кожи. Но хуже всего дело обстояло с зубами. Под воздействием свинца зубы портились, желтели, изо рта появлялся неприятный запах. Приходилось жевать мятные лепешечки, гвоздику и кардамон, чистить зубы меловым порошком и специально распаренной корой – а это долго и не слишком результативно. Не проще ли пройти небольшую процедуру и выбелить зубы… ртутью? На свадьбе невеста без особенных хлопот сияла жемчужными зубками. Правда, уже через полгода непоправимо разрушалась зубная эмаль – и от зубов оставались только гнилые пеньки. Кроме того, даже не слишком испорченные зубы крайне невыгодно смотрелись в сочетании с белоснежным лицом: свинцовые белила превращали самую обычную улыбку в неприятное и плачевное зрелище. Потому в Московии среди богатых и состоятельных вынужденно родилась новая мода: зубы стали чернить. Узенькая чёрная полоска между накрашенных алых губ выглядела предпочтительнее, чем серые полуразрушенные зубы. Общая формула красоты «бела – румяна – черноброва» сохранилась вплоть до петровских времен и к сожалению, свела на тот свет не одну красавицу.