Реплика «Портрет Е. К. Воронцовой», 1832 г. Джорджа Хейтера.
читать дальше
Основные черты моды той эпохи я уже упоминала в резюме к работе «Дама с фероньеркой», которая задумывалась под впечатлениями от образа Натальи Гончаровой. И вот еще одна кукла и еще один образ женщины из жизни Поэта.
Именно судьба Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой (1792-1880), урожденной графини Браницкой, дочери польского магната - коронного гетмана и племянницы светлейшего князя Потемкина, с 1819 года - супруги военного и государственного деятеля графа М.С.Воронцова, с 1838-го - статс-дамы, почётной попечительници при управлении женскими учебными заведениями, фрейлины, кавалерственной дамы ордена Св. Екатерины, символа эпохи и одной из самых очаровательных женщин своего времени, вдохновила поэта на создание образа Татьяны Лариной.
Детство и юность Элиза провела в родовом имении в Белой Церкви под строгим присмотром матери. Влюбившись в Александра Раевского, с которым она состояла в дальнем родстве, уже совсем не юная девица (ей было двадцать семь – на три года больше, чем Раевскому), Елизавета написала Александру, окруженному ореолом героя Отечественной войны 1812 года, письмо-признание. Как и Евгений Онегин в пушкинском романе, холодный скептик отчитал влюбленную девушку…
В 1819-ом, путешествуя по Европе, в Париже, Елизавета знакомится с графом Михаилом Воронцовым, за которого вскоре выходит замуж, чем делает блестящую партию. Сын знаменитого екатерининского дипломата, участник Отечественной войны, своими привычками и вкусами напоминавший английского лорда, стройный и привлекательный, Воронцов командовал русским оккупационным корпусом, расположенным во Франции. В 1823-ем, в связи с назначением Воронцова новороссийским генерал-губернатором, и полномочным наместником Бессарабской области, молодые возвращаются в Россию.
Когда Раевский увидел Елизавету Ксаверьевну блестящей светской дамой, женой известного генерала, принятой в лучших гостиных, его сердце загорелось от неизведанного чувства. Любовь эта, затянувшаяся на несколько лет, исковеркала его жизнь. Оставив службу он подался в Одессу, чтобы завоевать Воронцову.
В глазах друзей и знакомых Воронцовы выглядели любящей парой. Хотя супруг не считали нужным хранить верность. О его волокитстве и любовных похождениях судачили. Она же, по свидетельству современников, посмела дать отпор самому императору Николаю Павловичу, но со временем и Елизавета Ксаверьевна стала считать себя свободной от соблюдения супружеской верности.
Приехав в Одессу в июле 1823 года, Пушкин был обласкан графом, зачислен на службу в канцелярию, приглашен бывать в его доме «запросто» и пользоваться богатейшей библиотекой. Елизавета Воронцова уже имела представление о нем, как о незаурядном поэте и тоже встретила его очень радушно.
Елизавете Ксаверьевне был тридцать один год, Александру Сергеевичу, еще свободному от семейных уз и обязательств, – двадцать четыре…
Интимные отношения между Пушкиным и Воронцовой были окружены глубочайшей тайной. Даже Раевский, влюбленный в графиню и зорко следивший за нею, ничего не знал наверное и был вынужден ограничиваться смутными догадками. Он задумал устранить соперника, который начал казаться опасным, и для этого прибегнул к содействию мужа, «подствоив» унизительную для Пушкина командировку на борьбу с саранчой. Он же убедил поэта написать Воронцову резкое послание с просьбой об увольнении. Но Воронцов упредил его, отправив к канцлеру Нессельроде коварное письмо, чтобы удалить человека, посягавшего на его семейное благополучие…Не заметить пылких чувств Пушкина к собственной супруге граф Воронцов, естественно, не мог. К маю 1824 года ситуация предельно обострилась, результатом стало высочайшее повеление об отправке Пушкина в Псковскую губернию в имение родителей, под надзор местного начальства. Елизавета на прощание подарила поэту перстень с вырезанной на нем древнееврейской надписью оберегающий от несчастной любви. Согласно преданию, это и был воспетый в стихах сердоликовый Талисман.
Роман Александра Раевского с Елизаветой имел после высылки Пушкина довольно длинное продолжение. Во второй половине 1824 года Раевский был еще близок к графине, и близость эта, по крайней мере, одно время, имела весьма интимный характер. Но затем Воронцова удалила его от себя. В 1828 году он с хлыстом в руках остановил на улице экипаж графини и крикнул ей: «Заботьтесь хорошенько о наших детях» или – по другой версии – «о нашей дочери». Скандал получился невероятный. Воронцов снова вышел из себя и подал одесскому полицеймейстеру жалобу на Раевского, не дающего прохода его жене. Но скоро опомнился, сообразив, что официальная жалоба может сделать его только смешным и поспешил прибегнуть к другому средству, уже употребленному с успехом против Пушкина…. Три недели спустя из Петербурга было получено высочайшее повеление о немедленной высылке Раевского в Полтаву, к отцу, «за разговоры против правительства и военных действий». Донос сделал свое дело.
Пушкин далеко не сразу смог забыть Елизавету Ксаверьевну.
На протяжении многих лет (1823–1829) он рисовал ее портреты (только сейчас известных более 30) на полях своих рукописей. Изображал профиль, голову, фигуру — стоящей, сидящей, ходящей; отдельно руки, играющие на клавикордах… Графиня и сосланный поэт некоторое время поддерживали переписку. В октябре 1824 года она сообщила Пушкину о своей беременности от него (дочь Софья родилась 3 апреля 1825 года). Разумеется, это письмо нельзя было сохранять, и поэт его сжег. Это обстоятельство стало поводом для написания стихотворений «Младенцу» (1824) и «Сожженное письмо» (1825).
Накануне свадьбы с Натальей Гончаровой в 1830 году Пушкин написал стихотворение «Прощанье», адресованное Елизавете. Также Воронцовой посвящены стихотворения: «Пускай увенчанный…», «Прозерпина» (все 1824); «Желание славы», «Все в жертву памяти моей…» (все 1825); «Талисман» (1827); «Отрывок» (1830).
Встречи после одесского расставания не афишировались. Но сохранились сведения, что они встречались во время приездов Воронцовой в Петербург. Так, в 1832 году Елизавета Ксаверьевна познакомилась даже с женой поэта Натальей Николаевной. С Воронцовой тогда была и дочь Софья, которую она, скорее всего, привозила показать ее настоящему отцу. Со слов внучки поэта Анны Александровны Пушкиной известно, что Натали знала правду о происхождении Софьи. В августе 1849 года Елизавета Ксаверьевна и Наталья Николаевна, уже Ланская, были в гостях у Лавалей, и, по свидетельству очевидцев, долго беседовали, сидя в стороне от всех (Воронцовой тогда было 57 лет, а Натали — 37).
Воронцова до конца своей долгой жизни сохраняла теплое воспоминание о Пушкине и ежедневно читала его сочинения. Когда зрение совсем ей изменило, она приказывала читать их себе вслух, и притом все подряд, так что когда кончались все тома, чтение возобновлялось с первого.